Top.Mail.Ru
Касса  +7 (495) 629 37 39

Еще до премьеры об этом спектакле стали говорить, что он чуть ли не самый мрачный на московской сцене. Вообще, ждать от шекспировского «Макбета» безоблачного веселья или легкости необычайной, в принципе, довольно странно. История о том, как верный королю вояка соблазнился ведьминским предсказанием и превратился в убийцу и тирана, не сулит жизнеутверждающего пафоса. Но спектакль Елизаветы Бондарь, действительно, даже на фоне других известных театралам «Макбетов» самый беспросветный. Просто слово «мрачный» не точное — скорее, неприятный. Неприятное, раздражающее искусство. Очевидно, он, спектакль, таким и был задуман. И цель достигнута. Публика Театра Наций, привыкшая к искусству достаточно благообразному, качественному и аккуратному, была фраппирована.

Режиссер лишила пьесу и героико-романтического ореола, и обаяния легенды, и экзистенциального измерения — мучения главных героев здесь скорее ломка, болезнь, чем душевные муки. Когда душа не развита, боль берет на себя тело: актеры, и в первую очередь исполнители ролей Макбета и леди Макбет (Дмитрий Гизбрехт и Мария Смольникова), существуют в сложном пластическом рисунке, в котором изломанность речи рифмуется с телесной и мимической судорогой. Скрюченный Макбет говорит в нос, как опытный кокаинщик, блеет, как малахольный, подвывает, как манерный поэт. Банко (Антон Косточкин) заедает, как заезженную пластинку; Макдуф (Александр Гришин), единственный персонаж, которому свойственны некоторые представления о чести и добре, задыхается на каждом слове.

Речь актеров складывается в особую, сложносочиненную партитуру, которая перекликается с музыкой Петра Айду, придающей спектаклю, достаточно злободневному, дыхание вечности. Грохот железа, глухие удары, дребезжание алюминиевых пластин отсылают к «старому» театру, который обнажил свою машинерию. В сценографии Валиды Кажлаевой сюжет «Макбета» разворачивается на голой, сожженной войной земле, где в черных мешках, вероятно, безымянные трупы погибших. А посреди этого, как стервятник, бродит ведьма (Софья Евстигнеева) — в этом спектакле она похожа на привокзальную цыганку, бойкую и опытную мошенницу и манипуляторшу. По сути своей мародерша, она рыскает здесь в поисках наживы, и если с мертвых взять нечего, то можно развести контуженных и убогих, пообещав им славу и власть.

Контузия — важная тема в спектакле Бондарь, один из главных акцентов: герои «Макбета» — контуженные, люди с серьезными отклонениями, физическими и психическими, с тяжелым посттравматическим расстройством, которое определяет логику их поступков. Война расчеловечивает, уничтожает границы дозволенного, веру в закон, нравственный или юридический. Вернувшиеся с неправедной войны продолжают жить по законам военного времени, делить людей на чужих и своих и мстить за лишения и тяготы, унижая, угрожая и устанавливая свои правила. Макбет, свергая солдафона Дункана (Михаил Попов), державшего своих вояк за покорных псов, становится ровно таким же, а после таким же станет Макдуф, правдолюбие и тираноборчество которого оказываются лишь маской, удачной стратегией для борьбы за власть.

Все сомнения Макбета накануне убийства Дункана — всего лишь трусость, слабохарактерность, никак не муки совести. А единственное, что есть человеческого в Банко, — это любовь к сыну, которого он баюкает весь спектакль, укладывает, гладит по голове и укачивает, почти как младенца.

Главным героям спектакля дарована странная двойственность, которую хочется назвать скорее расщепленностью, разложением, нежели многогранностью или чем-то подобным. Впрочем, кажется, что здесь, в этой смене масок героев, еще есть потребность в режиссерском и драматургическом уточнении. Героиня Марии Смольниковой существует между двумя крайностями: она то манерная богемная дива, заламывающая руки и разговаривающая как будто с кусочком льда во рту, то вульгарная предприимчивая тетка с прокуренным басом и деловитой интонацией. Сумасшествие будто обнажает в ней давно затершуюся сущность — бледного стриженого ребенка, беззащитно щурящегося на резкий свет. Макбет, обретая власть и становясь публичной фигурой, теряет свою пластику пресмыкающегося, интонацию юродивого, расправляет плечи, набирает голос, меняется и его речь — от барахтанья в странных соединениях слов и слогов до примитивного, ясного, «попсового» стиха, до борзой речи гопника с обрезком трубы в руках. Вот только правила этой игры, этих стремительных смен пока не совсем ясны.

Вообще, главный герой этого «Макбета» — язык. Герои спектакля говорят не шекспировским текстом. Скорее, его обломками, остатками, смешанными со словесным мусором, с языком подворотен. Гопники, привыкшие к «базару», силятся соответствовать статусу государственных мужей, и из их ртов вылетает дикая смесь велеречивости и грязной, неталантливой ругани. Драматург Анна Лифиренко сочинила для этого спектакля не просто текст, а язык. Так, например, обращается Макбет к своей супруге в письме, рассказывая о встрече с ведьмой: «Она встретилась со мною в день ублеха, и совершившиеся события умразили меня, что знания их превышают челоблюческие. Когда я сгорал жирением расспросить ее подробнее, она превратилась в бздух, в котором исчезла». А вот так он пытается прогнать окровавленный призрак Банко: «Мрочь с бляз моих исхерзни! Пусть мудля тебя помроет! Кровь твоя заблыла, в пистях нет мрозга, хренья нет в блязах, что на меня усгадил ты…» Персонажи тонут в словах, захлебываются, отплевываются, пытаются выбраться из крепких филологических сетей, но ничего не получается.

Речь, как известно, отражает сознание, она выдает нас с головой — и образ мыслей, и душевную глубину (или мель), и талант или его отсутствие, и состояние нервной системы. Да все. Пойдя по этому пути, спектакль выиграл: здесь нет пародийности и почти нет публицистики, но есть точное попадание в момент. Нет критики и непосредственной злободневности, а есть увлекательная игра слов и система художественных образов, но очень понятно, почему этот спектакль поставлен в России в 2023 году.